Альберт Швейцер как-то заметил: «У человечества нет иной судьбы, кроме той, которую оно сознательно готовит себе». Насколько точно государство может понимать интересы общества, осязая запросы на изменения? Вместе с тем очень важно, как граждане представляют государственные процессы и свою роль в них. Совокупность этих точечных пониманий открывает путь к созданию и построению чёткого, конкретного проекта, с достижимыми и осязаемыми в перспективе целями.
Что сегодня для человека на постсоветском пространстве может выступать в качестве системы предельных мотиваций и высшей легитимации? Достаточно ли мы самостоятельны и устойчивы к внешнему воздействию, чтобы сформулировать такие идеи? И, самое главное, способны ли мы “экспортировать” наши представления вовне? Через обеспечение коллективной безопасности, участие в международном правосудии, глобальной экономике и конкуренции на уровне ценностей. Насколько способны наши ценности конкурировать, хотя бы на региональном уровне, с польскими, румынскими, венгерскими, российскими, турецкими и т.д.?
Речь скорее не о смысловом обеспечении политики или идеи для элит, обосновывающей их притязания на власть и легитимность в глазах народа, хотя без сомнения это тоже важно. А о возможности позитивной, живой идеи утверждающей образ жизни, способной обеспечить равенство доступа к будущему и ответственность перед следующими поколениями. Способной формировать инструментарий для продвижения своего понимания будущего, а также устойчивую возможность его отстаивать. При этом, не скатывающуюся в догматизм и «слепоту», предполагающие отбрасывание смыслов, не встраивающихся в доминирующую систему.
Сегодня это не просто абстрактная тема для декларативных манифестаций, а вопрос основных параметров нашего существования. Потому что ответы на эти вопросы так или иначе предполагают наличие государственного суверенитета в качестве гражданской ценности. Для такой перспективы размышлений важно соблюдаются ли конвенции, установленные доминирующей системой идей. Для этого требуется наполнение практик осмысленностью, а также внедрение набора параметров и критериев (четких рамок) по наличию/отсутствию которых можно судить о соответствии практики теоретическим построениям.
Схематически и очень условно это выглядит следующим образом: человек действует, тем самым подтверждая истинность практик, «взамен» получает опыт, который формирует его самого, позволяет поддерживать целостность сообщества и подтверждает истинность существующих институтов. Т.е. если вы обращаетесь к институтам государства, тем самым подтверждая и поддерживая их легитимность, вы уже участник и непосредственный творец реальности. Поддерживаете и повторяете практики — тем самым устанавливаете институты — утверждаете (конструируете) реальность — существуете.
За последние 150 лет подобная система на постсоветском пространстве менялась несколько раз.
«Теперь представьте себе, что нет Бога и нет бессмертия души. Скажите, для чего мне тогда жить хорошо, делать добро, если я умру на земле совсем?… А если так, то почему мне и не зарезать другого,
не ограбить, не обворовать, или почему, если уж не резать,
так прямо не жить на счет других, в одну свою утробу?
Ведь я умру, и все умрет, ничего не будет!»
– писал Достоевский.
Т.е. Бог выступает в качестве предельной легитимации должного или морального поведения.
Большевизм, напротив видел в церкви угрозу своей монополии на истину и старался от нее избавиться, предлагая взамен атеизм. Конечной истиной и источником предельных мотиваций стала речь Вождя, произнесенная с трибуны Мавзолея, который и выступал «высшей» легитимацией сказанного.
Соответственно, после распада СССР и девальвации советских ценностей, «советский человек» остался вне этой системы предельных легитимаций. И получается, что советская система ценностей уже не работает, «Бог» по-прежнему/еще не работает, следовательно, у поведения нет «высшей» легитимации. Хотя попытки жить согласно девальвированных ценностей по-прежнему существует, т.е. первоначальный смысл практики уже давно утрачен и происходит только формальное воспроизведение ритуалов.
А исходя их этого, сегодня мы скорее боремся со своим представлением о советской системе. Нам достались руины государства и часть людей, которые участвовали в формальном воспроизведении формы. А буквальный смысл ритуалов давно утерян. Как будто мы попали в город давно рухнувшей цивилизации и неизвестным языком (язык советской номенклатуры), и по своему пониманию начали там жить. Трактуя обустройство их смыслового пространства исходя из своего опыта и знаний. И соответственно боремся со своим представлением о СССР, т.е. с самими собой.
Но, если речь заходит о, например, вопросах феминизма, гендера, абортов, антисемитизма, религиозной нетерпимости, прав ЛГБТ оказывается, что не очень-то мы и преуспели в борьбе с предыдущими ценностями. То же самое можно проследить и с вопросом подотчетности и сменяемости избираемой власти или просто с высказыванием мнения, отличного от большинства.
В то же время, для (условной) демократии характерна консолидация граждан на основе понимания себя субъектом права, а также набора предельных мотиваций и установок (прав человека, свободы собраний и печати, свободных выборов, свободы совести и т.д.). Соответственно, как участники законодательного процесса, граждане должны исходить, не принудительно, а исключительно добровольно, из понимания общественного блага, конечно же с оглядкой на собственное, но с готовностью идти на жертвы ради общего блага, но опять же, только добровольно.
В таком случае, мобилизация и консолидация граждан происходит при посредстве коммуникации, общественного обсуждения вызовов, которые касаются всех и каждого, а также выработки адекватных правовых ответов на эти вызовы. В то же время консолидация происходит, когда законодательные ответы на вызовы соответствуют моральным ориентирам о должном и справедливости. Т. е. данное решение получает не только правовую легитимацию, но и моральную. При несоблюдении таких критериев происходит дисбаланс и либо принятые законы не работают, либо функции государства подменяются деятельностью сторонних лиц, которые сами определяют, что справедливо и законно.
Потому какие мы, становится понятно из нашей повседневной практики — что мы наследуем, передаем и укореняем. Насколько такой набор идей и представлений (верований) может сегодня быть затребован? При этом давая инструментарий для объяснения и отстаивания представлений о должном, о героях и прошлом (историческую память). В то же время, оставаясь в пределах «здравого смысла», «психического здоровья», «нормальности» и того, что «само собой разумеется».
В оформлении использована картина Мартена ван Фалькенброха “Вавилонское столпотворение” (1600; источник: Towneley Hall Art Gallery).