В первой четверти ХХ века в скандинавском кинематографе возникло намерение изучить тему средневековой охоты на ведьм. Как раз в эти годы лютеранами Дании и Швеции активно обсуждался вопрос о путях истинного служения [1].
Вследствие обсуждения проблемы истинного христианства неожиданно возникла проблема: что делать с теми, кто не согласен жить под диктовку религиозных принципов, по крайней мере, в доминирующей на тот момент версии? На повестке дня оказался вопрос нетерпимости ко всем тем, кто не разделяет убеждений большинства.
Постепенно обсуждение преодолело узкие рамки богословских дискуссий и проникло в общественное сознание современников. Литература и театр достаточно быстро включились в полемику. Киноискусство, естественно, тоже не осталось в стороне.
Но в кино вопрос был поставлен несколько иначе. Жгучая тема пределов веротерпимости была переосмыслена и представлена на суд зрителей в исторической перспективе.
Средневековая охота на ведьм казалась скандинавским режиссерам классическим примером религиозной нетерпимости. Поэтому никого не удивило появление в кинотеатрах фильмов “Ведьмы” Беньямина Кристенсена и “Кто судит?” Виктора Шестрема [2].
И Шестрем, и Кристенсен в поисках образа ведьмы столкнулись с неожиданным, а потому, казалось, непреодолимым препятствием. Нужно было так выстроить образ, чтобы в элементах его структуры одновременно пересекались и сосуществовали взаимоисключающие качества. Как минимум, режиссерам требовалось объединить в образе ведьмы сразу веру в дьявола, и веру в Бога.
Образ ведьмы Урсулы в фильме Шестрема построен с опорой на психологию героини. В первой сцене Урсула просит распятого Христа о помощи. Она молит Бога о том, чтобы тот не допустил женитьбу с мастером Антоном. Несмотря на все ее просьбы, Урсула все же становится женой старого скульптора.
Мелодраматический сюжет рассказа Яльмара Бергмана диктовал Шестрему создать на экране классический любовный треугольник. Третий герой фильма «Кто судит?» возникает в образе юного Бертрама, в которого влюбляется несчастная Урсула.
Урсула покупает у бродячего монаха яд, чтобы отравить своего мужа. Но монах успевает вовремя подменить пузырек с ядом на безопасное лекарство. Как бы то ни было, мастер Антон вскоре умирает. Урсулу обвиняют в убийстве мужа, считая его смерть воздействием черной магии. Последняя сцена фильма стала настоящей классикой в фильмографии Шестрема, поэтому пересказывать ее мне представляется излишним.
Несложно догадаться, что в фильме ликует всепобеждающая сила любви. Но низведение драмы о ведьмах к любовной мелодраме принесло с собою горькие плоды. Образ ведьмы оказался полностью разрушен.
Главной причиной неудачи фильма стал выбор возраста героини. Многие кинокритики с восторгом пишут о том, насколько хорошо сыграла актриса. Однако актерская удача привела к тому, что зритель стал сопереживать героине, и, как следствие, утрачивать необходимый уровень отстраненности.
Шестрем не догадался, что зритель обязан быть среди гонителей Урсулы, среди тех, кто понимает, какую угрозу человеку несет колдовство. Режиссеру не удалось проникнуть в сокровенные глубины психологии ведьмы, а значит, попытка режиссера проанализировать проблемы религиозной нетерпимости закончилась неудачей.
В “Ведьмах” Беньямина Кристенсена тоже присутствуют молодые женщины, обвиненные в колдовстве. Однако на первый план режиссер выводит беззубую старуху Марен Педерсен, ведьму, на наших глазах создающую у себя в доме приворотное зелье, предназначенное для одной женщины, влюбленной в монаха.
Революционный шаг Кристенсена был принят зрителями неоднозначно. Немой кинематограф достаточно быстро приучил зрителей сопереживать лишь героям, обладающим совершенной красотой.
Отвратительный взгляд старухи, движения ее неповоротливого старого тела, разнузданные танцы на бале у сатаны отталкивают зрителя от ведьмы Марен. В этом плане Кристенсен многократно превзошел Шестрема, создавшего образ привлекательной и пленяющей своей красотой ведьмы Урсулы.
Тем большим разочарованием становится трактовка Кристенсеном самой темы колдовства. Марен Педерсен — ведьма, так считают люди, так считает церковь, это знает она сама. Но только не автор фильма.
Невооруженным глазом видна нетерпимость к старухе со стороны толпы. Объяснимо желание монахов покончить с существующим злом, представшем в облике старой колдуньи. Над ведьмой сгущаются тучи. Пришло время ей предстать перед судом инквизиции.
Чтобы чудо возникло, нужно было совсем немного. Режиссеру достаточно было соединить провокационный, отталкивающий, противоестественный образ Марен Педерсен с верой режиссера Кристенсена в реальное существование ведьм. Тогда бы чудо произошло.
Но автор фильма пошел другим путем. В финальной части фильма показано, что теперь, мол, медицина научилась правильно трактовать ненормальное поведение обвиненных в колдовстве женщин. Скучно и предсказуемо перечислен длинный список психических расстройств, совсем неизвестных в темные века.
Превращение произведения киноискусства в документальный просветительский фильм я считаю главной неудачей фильма.
В то же время слабости «Ведьм» не должны перекрывать главное достижение режиссера — изменение кинематографического образа ведьмы. Кристенсену удалось поставить зрителя перед сложным выбором. Какую сторону выбрать? Быть на стороне жертвы или палача?
Физиологическое отвращение к ведьме запрещает зрителю проявлять симпатию или сочувствовать ее судьбе. Отныне мы смотрим на ведьму глазами инквизиторов.
Смерть на костре старой ведьмы открыла режиссерам путь к более глубокому пониманию искомого образа. Нравственная категория нетерпимости ко злу столкнулась в душе зрителя с амбивалентной реакцией на приговор. Судьба Марен Педерсен зрителю безразлична. А безразличие возникает по причине наличия вины. Марен — ведьма, поэтому заслуживает наказания.
Кристенсен не убедил себя, но убедил зрителя. Ведьмы на самом деле существуют. Чудо случилось — зритель фильма отныне встроен в средневековое мировоззрение. Эта находка позволила Беньямину Кристенсену стать предтечей теологического кинематографа.
Примечания:
- Традиционно в дискуссию были втянуты три наиболее авторитетных течения: ортодоксальная теология в форме государственного протестантизма, либеральная теология в лице последователей пастора Н.Ф.С. Грундтвига и, наконец, влиятельное течение “Внутренняя миссия”, распространяющие идеи радикального пиетизма.
- Оба фильма сняты в 1922 году.
Фотография — кадр из фильма «Häxan» Беньямина Христенсена (1922; источник).