Философское мышление о политике начинается с базового онтологического вопроса, но со специфическим применением к феномену политического.
Исходный вопрос звучит так: что/кто бытийствует?
А прикладная спецификация требует ответа: как именно бытийствует это(т) что/кто как политическое/ий?
Бытийствуют люди, животные, растения и вещи. Они присутствует в бытии по-разному. Вещь есть. Растение растуще есть. Животное активно есть. Человек есть (как, например, примат) и существует (как, например, сознание).
Существование людей имеет своеобразие, которое выводит нас в особые отношения с бытием как таковым и с существованием.
От Гераклита и Платона до Хайдеггера и Гумбрехта идет спор, как именно мы бытийствуем и как именно мы существуем. Одним из общих положений для этих разных мыслителей является то, что ответ на эти вопросы одновременно сокрыты и открыты. Бытие ускользает от проницательного взгляда и, в то же время, назойливо манифестирует себя людям.
Бытие ускользает от взгляда человека, поскольку оно несоразмерно больше, чем человеческое зрение/мышление/понимание способно охватить. Кант, к примеру, пытался описать эту несоразмерность в переживании возвышенного, в котором человек признает свое присутствие в/с чем-то таким, что осознать не способен, но что точно соприсутствует.
Однако бытие не скрывается. Быть человеком значит: свидетельствовать о бытии. И в этом свидетельстве рассказывать и себе, и другим, и самому бытия, что он/они/оно есть.
Человеческое свидетельство растянуто во времени. И тут еще одно фундаментальное противоречие. Существует именно единственный неповторимый человек. Это уникальное, одноразовое, конечное существование и пассивно как свидетельство, и полно творчества ― нашей уникальной родовой способности начинать новое в присутствии. В свидетельствовании, мы послушны чему-то большему нас. В творческом усилии мы заявляем о себе, как о равных этому большему в дарении новой жизни.
Религия и наука, философия и поэзия, искусство и политика — это сферы человеческого творчества, присутствия в бытии. Это ― регионы, в которых многие поколения людей творили и свидетельствовали о бытии, переделывали созданное и переосмысливали засвидетельствованное, а также общались между собой в особой койнонии человеческого рода.
Эта койнония ― общение, свидетельство и творение в одном длящемся акте. Это не просто обмен информацией, но взаимодействие и солидарность живущих, умерших и грядущих. В силу этого, существование людей ― это непрекращающаяся свидетельствующе-творящая койнония, включающая в себя вневременное присутствие человечества, кратковременное событие жизни индивида и временную жизнь групп.
Временная жизнь групп ― это особая сфера творчества людей, где индивиды пытаются преодолеть свою кратковременность в своих потомках, в тотемах племени, в мастерстве школы, в повторяющейся неповторимости искусства, в вере в откровения, в самоотчуждении производства и технологии, в универсальности науки и морали. Еще одной временной сферой приложения человеческой креативности является политика.
Уже Аристотель в первом определении политики указывает на все ключевые аспекты группового творчества людей: «общение (κοινωνία, коммуникация, партнерство) ради высшего блага». Это общение ― борьба за высшее положение, власть, т.е. за определение, что именно есть высшим из благ, и за определение, кто относится к признанным участникам общения-борьбы, чей интерес к благу принимается во внимание. В этом общении творится признание «высшего блага», политическая группа и иерархия власти-подчинения.
Как живет политическое сообщество? Что такое власть? Как соотносится оно с вневременным человечеством и кратковременным человеком? ― Об этом поговорим в следующий раз.