С момента начала своего становления «советский человек» долгое время подвергался чрезмерному насилию. За революцией последовали гражданская война, красно-белый террор, голод. О количестве погибших точных данных нет до сих пор и, наверное, уже никогда не будет. Дальше больше — дальше Сталин. Коллективизация. Индустриализация. Враги народа. Вредители. В те годы «маховик смертей» не останавливался.
Вторая мировая война стала очередным потрясением. За 6 лет, например, Украина потеряла около 10 миллионов человек, и это — только официальные данные. Но когда война закончилась, процесс устранения неугодных снова набрал обороты, напоминая конвейер со строгим планом выработки. В первую очередь уничтожали имевших свое, отличное от «общепринятого», мнение и такую же активную жизненную позицию. По разным данным, на территории СССР за то время погибло около 27 миллионов человек.
В итоге имеем десятки миллионов людей, которых уничтожила советская система, — людей образованных, умных, независимых, сильных, способных противодействовать системе.
«Советский человек» стал человеком которого революционная бдительность лишила сопереживания, возможности стать на место, вжиться в другого человека. А советский атеизм лишил представления о сакральном «том свете», сделав священной и окончательной реальностью «этот свет», за которым нет ничего, а служение государству и есть высшая добродетель. От остальных моральных обязательств эти люди зачастую были «освобождены».
Советские люди, напрочь лишенные принципа «не-суждения», возможности высказывать свое мнение только о том, что прямо тебя касается. Понятно, что советскую общность прямо касалось всё, и заклеймить нарушителя на партсобрании считалось долгом каждого сознательного гражданина, собственно, отсюда же и практика бесконечных доносов.
Но вот партии больше нет, как и СССР, а беспардонное высказывание своего суждения (или даже осуждения) о том, как люди живут, поступают и даже мыслят, никуда не делась, но даже технологически усовершенствовалась: теперь есть социальные сети. Люди, которые долгое время подвергались насилию и в противовес старались создавать устойчивые сообщества и связи, учились солидарности, и притягивали все новых и новых адептов из числа сочувствующих. Сейчас уже совершенно успешно действуют коллективно, в том и числе подвергая насилию других людей.
Некоторые страны постсоветского пространства, с обретением независимости, ринулись строить «демократию». И это как эксперименты с идеальным газом: при наличии заданных параметров, на бумаге, план (реформа) выглядит работоспособно. Проблема в том, что в реальности идеальных параметров не существует, как и универсальной смысловой матрицы, заполнить которую можно слепо копируя чужой опыт. Так как работать с тем, что есть?
Современное государство должно быть удобным здесь и сейчас, иначе зачем оно? А в бывших советских республиках почему-то действует обратный принцип — чем менее убедительный политический проект, тем более репрессивное государство.
Эрнст Юнгер писал:
«Считалось, что мера свободы, которой располагает сила,
в точности соответствует отводимой ей мере связанности,
и что объемом высвобожденной воли определяется
объем ответственности, наделяющей эту волю
полномочием и значимостью.»
[цит.].
Полномочия и значимость, читай легитимность, государство и его лидер черпает из ответственности. Сила принимать решения и смелость нести за них ответственность — определяют лидера. Человека достаточно убедительного, чтобы его идеи начали совпадать с идеями общности, т. е. их популяризация и укоренение.
Лишенному сопереживанию можно научить или даже «вспомнить” давно утерянное в маховике террора. Т. е. То, что его нет сейчас — не приговор. Ханна Арендт, например, указывала:
«Персональная легитимность тех, кто представлял народ и был убежден,
что всякая легитимная власть происходит от народа, могла основываться
на способности страдать и сострадать вместе со всем
“огромным классом бедных”, подкрепленной желанием
возвысить страдания до ранга высшей политической страсти
и величайшей политической добродетели.»
[цит.].
Реформирование остатков советской системы, каким то, с одной стороны невероятным, а с другой — более чем закономерным образом возрождающейся в людях, которые не притерпевали страданий и лишений с ней связанных, а знают только благодаря передачи исторической памяти – поистине сверхзадача. Но это не делает ее недостижимой. Великие государства, потому и становились великими, что смогли разорвать круг повторений (новых воплощений) себя прежних. В США ведь перешагнули рабство, а в Германии – нацизм.
И мы тоже сможем научиться ответственности, и станем достаточно смелыми, чтобы принимать себя. Избавимся от иллюзий и начнем работать с тем, что есть.
Картина: “Без названия” Здислава Бексиньского (2013; source).