Виктор Малахов

Случалось ли вам, дорогой читатель, блуждая где-то в лесу или плывя на катере вдоль скалистого берега, с похолодевшей душой наблюдать, как на вас надвигается сплошная беспросветная стена камней ли, глухой чащобы, сквозь которую, казалось, и лучу не пробиться, ― но вот словно какая-то волшебная рука вдруг разводит тесно соприкоснувшиеся утёсы, высвобождает тайную тропинку в лесу, по которой хочется идти и идти навстречу открывающемуся раздолью… Или же сталкиваются лоб в лоб два близких вам человека, ни в чём не способных уступить друг другу, ― ан вдруг, нежданно-негаданно, перед ними появляется некто третий, может, дорогой сердцу ребёнок, может, просто котик добродушный, игривый пущен был навстречу им заботливым провидением, ― и чудо! смягчаются суровые сердца, и на стиснутых устах прорисовывается внезапное подобие улыбки…

Слов нет, в области политических взаимоотношений обретение подобных «просветов бытия» представляется наименее вероятным. Тут уж «лбы», как видим, сходятся накрепко ― и надолго. Сворачивать-то куда? Вопрос о власти…

Может ли философия как-то способствовать «разруливанию» подобных безвыходно-неразрешимых ситуаций?

Нет, я, конечно, не говорю об экономике, где, по определению, каждый сам за себя ― и способы разруливания соответствующие. Но вот, скажем, сфера ценностей. Ещё Исайя Берлин меланхолично констатировал: у человечества много прекрасных идеалов, жаль, что они несовместимы друг с другом. У меня-де святыня истинная, а у тебя идолище поганое – сколько крови из-за этого было пролито!..

Разберёмся, однако: что делает человеческие ценности такими уж несовместимыми? Рассуждая формально, ценности мы выбираем ― т. е. заполняем ими пространство нашего возможного выбора. Выбор одной ценности неизбежно означает отстранение другой, непредоставление места другой: в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. Или тебе лань, или уж лошадь, вместе ― никак: несовместимо!

…Ну а если попытаться всё-таки примирить несовместимые, казалось бы, ценности ― а заодно и людей, которые их выбирают, по ним сверяют собственную не такую уж долгую жизнь? Тогда… а что для этого нужно? Нужно, по-видимому, построить, из-обрести соответствующее пространство ― такое, чтобы и вторая упряжка, специально для лани, могла там расположиться, и для самых разных взглядов на мир и на душу человеческую место бы нашлось. Понятно, что основа такого пространства будет не физическая и даже не правовая, а смысловая: в её конституировании философии принадлежит своя несомненная роль.

Как эту роль очертить? Не будем злоупотреблять высокими словами: достаточно не забывать в этой связи о культуре различий, о дистинктивной архитектонике разума. Помните у Бахтина насчёт «межевого» характера культуры, «благожелательного размежевания» вместо «драк на меже»? Непревзойдённым образцом подобной различающей философии, открывающей и утверждающей новые измерения смысловых пространств, остаётся, на мой взгляд, критическая система великого Канта. А вот Маркс с его «посюсторонней» диалектикой ― hic Rhodus, hic salta! ― являет, напротив, пример философии, пожирающей многомерность людского пространства; и путь упомянутого мыслителя от весенней распахнутости ранних его рукописей к угрюмому учению о диктатуре пролетариата представляется по-своему закономерным…

Ведя речь о Канте, о Марксе, я думаю, разумеется, о том, что болит, ― о нарастании нетерпимости, друг-с-другом-несовместимости в нашем нынешнем мире. Всё чаще приходится слышать: экзистенциальный конфликт! они просто хотят, чтобы нас не было! несовместимо!.. …Исхожу из того, что привольных полян и укромных тропинок в нашем человеческом лесу пока достаточно. Искать будем ― авось найдём.

Автор фотографии — Анатолий Белов