Беларусь устойчиво входит в списки европейских «лидеров» по количеству людей, страдающих от депрессии. Стоит напомнить, что в такого рода статистике учитываются только официально зарегистрированные случаи. Этот пост о том, что депрессия волнует не только ВОЗ, но это также тема и для социального анализа.
Депрессия — это психоэмоциональное состояние, через которое проявляется связь между структурой личности и обществом. Поэтому в депрессии можно увидеть не только индивидуальное страдание, но также и эффект осуществления биовласти.
У биовласти может быть множество форм. Есть такие, которые «производят жизнь и смерть», обрекая население или какие-то его группы на бедность, на лишение свободы или на уничтожение в войне. Всё названное является примером явной физической деструкции или насилия. Однако, депрессия является манифестацией такой формы биовласти, которая действует «более вероломным образом, заставляя людей чувствовать себя маленькими, лишенными ценности, лишенными надежды» (А. Cvetkovich).
В Беларуси производство депрессивности является элементом работы социальных механизмов, характерных для «электорального авторитаризма». В этой связи можно сказать, что механизмы власти, свойственные беларусскому авторитаризму, подрывают витальные и моральные основания для формирования политической субъектности (agency). Определение «политическая» используется здесь в изначальном аристотелевском смысле, подразумевающем, что человеческая жизнь — это жизнь политическая, или жизнь в полисе, то есть человеческая природа per definitionem имеет политический масштаб. Об этих истоках европейской демократической традиции стоит вспомнить для того, чтобы осознать, что неспособность проявления политической субъектности ставит под вопрос естественное право «людьми зваться». Сложившийся в Беларуси «аппарат» власти (в фукианском смысле), препятствуя полноценной реализации человеческой жизни, создает препоны и для формирования публичного пространства для совместной реализации креативного потенциала свободы.
В нашем обществе депрессия приобретает символический характер, выступая культурным маркером уже отнюдь не дискомфортности (фрейдовского Unbehagen), а немоготы, которая овладевает человеком, чья жизненная энергия «организуется» в соответствии с работой названного выше «аппарата». Депрессия разоблачает прицел и потребность, удовлетворение которой обеспечивает этот «аппарат»: использовать энергию самореализации, блокируя возможность полноценной — политической — жизни. Вероломство этой формы биовласти заключается в том, что она спекулирует одновременно и на идеологии индивидуальной самореализации, и на мифе социального государства, вызывая в итоге фрустрирующий эффект, ибо настрой на самореализацию очень скоро редуцируется к установке на выживание.
Важно подчеркнуть, что установка на выживание касается не только экономического аспекта жизни, но также
— правового, ибо Беларусь пока не стала правовым государством,
— морального, ибо приходится соглашаться на снижение планки моральных требований к самой/самому себе,
— и когнитивного, ибо необходимо каким-то образом смиряться с абсурдом и некомпетентностью, с которыми постоянно сталкиваешься, взаимодействуя с государственной бюрократией.
Режиму нужны редуцированные люди. Владимир Фурс называл это «нормализацией человеческого материала». Анализируя беларусское общество в начале 2000-ых, он полагал, что такого рода «нормализация» протекает благодаря добровольному самоумалению со стороны личности, которое трактовалось им как стратегия выживания, а именно — как способ восстановления целостности личности, столкнувшейся с кризисом идентичности в связи с распадом СССР и «шоком глобализации».
Переход в режим выживания, на который указываю я, относится уже к существенно другой системе координат. Ни распад СССР, ни глобализация более не являются триггерами кризиса идентичности — время сделало свое дело, вписав пост-советские самости в проект локальной капиталистической демократии. Несомненно, нынешнее сочетание информационной глобализации (ставшей культурной нормой, по меньшей мере, для городских жителей страны), капитализма и авторитарного режима также требует от людей вырабатывания тактик выживания, включая различные формы морального «самоумаления». Однако же сегодня симптоматичным для белорусского общества является не столько стихийная адаптация, сколько рост фрустрированности из-за того, что твой проект самости редуцируется к выживанию, цинично облекаемому в идеологему стабильности.
Те, кто фрустрирован переключением их жизни в режим выживания, кого охватывает экзистенциальная немогота от такой «перспективы», составляют сегодня особую группу риска на подверженность депрессии. Парадоксально, но впадение в депрессию оказывается в этом случае политическим жестом — политическим жестом в отсутствии политической cубъектности.
Автор фотографии — М. Минаков