Татьяна Щитцова

В июне этого года исполнилось 70 лет самому известному современному беларусскому мыслителю — Валентину Акудовичу. Превосходная степень в данном случае не ритуальная дань юбилею. Скорее юбилей — подходящий повод, чтобы обозначить этот факт во всей его весомости. Для аудитории, которая не читает по-беларусски, Акудович известен благодаря переводу на русский, а также на немецкий языки его книги «Код отсутствия. Основы беларусской ментальности» (2007) — это во многих отношениях лучшая на сегодняшний день трактовка проблемы национального самосознания в постсоветской Беларуси.

Будучи подчеркнуто аполитичным (принципиально «внепартийным») в повседневной социальной жизни, Акудович в своей аналитике национального вопроса формулирует тезисы, которые — ни много, ни мало — меняют сложившуюся диспозицию двух образов нации как политического сообщества, а именно, классическую оппозицию «языково-этнографического» и «общественно-гражданского» национализмов. Обозначая необходимость «прекратить войну двух национализмов», Акудович предлагает решение, которое делает его своим среди чужих, чужим среди своих. Его мысль категорически расходится с идеологией «адраджэнцев», несмотря на то, что включает в себя сакрализацию беларусского этноса. В свою очередь, идейное согласие Акудовича с представителями гражданского национализма касательно «проигрыша» и бесперспективности этнонационалистической идеологии в Беларуси, не находит подкрепления — равного единодушия — на том фундаментальном уровне, который Андерсон назвал «эмоциональной легитимностью» национального сознания: для Акудовича и адептов гражданского национализма Беларусь как референт высказывания имеет разное аффективное наполнение. При этом отмеченное несовпадение с условными «победителями» не субъективный атавизм примордиализма, а следствие осознания важности концептуализации сингулярности истории Беларуси — задачи, не вписывающейся в рамки формального/универального концепта гражданского национализма. Таким образом, сама дихотомия — и политическая дилемма — «этнический или гражданский» отклоняется Акудовичем как контрпродуктивная.

Мысль Акудовича разворачивается как а-топон, то есть по-сократовски: не совпадая с наличным положением дел (наличной диспозицией-оппозицией), она ищет возможность нового обоснования национального вопроса, сочетая в себе, как и положено, крайне провокативную эленктику с изобретательной майевтикой.

Эленктика — изобличение ложных представлений: об актуальности оппозиции двух национализмов и необходимости развивать этнонационализм как политическую программу, о «колонизованной беларусской нации» и релевантности постколониального дискурса для Беларуси, о последовательном историческом развитии беларусской нации и возможности кристаллизации этой истории в виде некой идеи Беларуси. Майевтика — создание цикла текстов, намечающих новые интеллектуальные ходы и метафоры для переосмысления такой экзистенциальной фактичности («немилосердного кона»), как бытие-беларусами. Стоит подчеркнуть: в списке ложных представлений нет гражданского национализма; он не ложен — его недостаточность в том, что он per definitionem не может увидеть/опознать то, что страстно стремится осмыслить Акудович: Беларусь как уникальный бытийно-исторический феномен.

Именно в части майевтики завязывается самая главная — экзистенциальная и философская — интрига в творчестве беларусского мыслителя: нельзя напрямую заставить другого разделить твою страсть (именно этого, похоже, или не понимают, или не могут простить «чужим» приверженцы этнонационализма). Однако можно пойти по пути, освоенному Сократом и Киркегором, — пути интеллектуального соблазнения, пути inter-esse. Для этого, конечно, вместо идеологического давления, требуется мышление, не скованное никаким «-измом», включая, что примечательно, и постмодернизм — парадигму, которую Акудович приветствует, использует (предлагая, например, трактовать «Беларусь как дискурс») и… двигается дальше. Впереди — terra incognita под названием «после постмодернизма».

В 2012 году вышла книга, в которой с наибольшей отчетливостью артикулируется оригинальность и концептуальное притязание  творческого наследия Акудовича: «Книга про Ничто». В его мышлении сходятся и фундируют другу друга две задачи: одна касается феномена Беларуси, другая — ситуации мышления после постмодернизма. Он работает с двумя актуальными запросами: с необходимостью понять, во-первых, что это значит («как это?») — быть-беларусами, или в каких терминах сегодня релевантно говорить о национальной особенности Беларуси, и, во-вторых, возможно ли — и если да, то в каком виде — возвращение метафизики после деконструирования всей европейской философской традиции от античности до Хайдеггера?

«Ничто» в названии книги — это символическое обозначение регистра пересечения названных запросов и одновременно — обозначение ответа на каждый из них. История Беларуси, мыслимая, по утверждению Акудовича, только как «переплетение разрывов между ее различными историями», выступает в книге уникальной экземплярной почвой для предъявления конститутивной — и даже продуктивной — работы метафизики отсутствия:

«Можа, самім лёсам нам наканавана адбыцца праз «няма», якое мы выношваем у сярэдзіне саміх сябе ўжо цэлае тысячэгоддзе? /…/ мы, збіральнікі стратаў і паразаў, затуленыя сваёй адсутнасцю, перакрочваем у трэцяе тасячагоддзе, магчыма, якраз дзеля таго, каб засведчыць нашае Вялікае «Няма» як самы надейны шлях праз час і быццё».

Акудович считает необходимым пересмотреть значение Ничто как философской универсалии в европейской интеллектуальной традиции и набрасывает концепцию метафизики отсутствия, в которой работа Ничто отличается и от апофатического дискурса, и от гегелевской опосредующей негации, и от сартровского ничтожения. Акудович словно идет по следу отсутствия, неоднократно подчеркивая несоответствие языка, сформированного в рамках онтологической парадигмы (метафизики присутствия), для концептуализации отсутствия как метафизического принципа.

Уникальность и философская интрига творчества Акудовича коренятся в том, что само его мышление — как рефлексивная работа и как исторический/биографический факт — есть выявление указанного выше пересечения истории Беларуси и возвращения метафизики. Это означает, что то, «откуда» разворачивается мышление Акудовича, — его неуловимый исток, — и есть работа «отсутствия», отследить которую можно только перформативным образом.

PS. См. беседу с Валентином Акудовичем в журнале Topos №1, 2010: http://journals.ehu.lt/index.php/topos/article/view/536



Фото: Валентин Акудович (источник: culture.pl).