Мой главный тезис состоит в том, что «Завещание Орфея» Жана Кокто не фильм в обычном смысле слова, а задокументированный средствами эстетики Завет, в котором изложено «орфическое» учение о бессмертии.
Завет, завещание предполагает наличие наследников, получающих завещанное в Завете Кокто. Наследник или наследники получают право наследовать завещанное Поэтом (Орфеем, Кокто) бессмертие, в случае доказанности неоспоримого права на наследие.
Наследника может ждать разочарование. Предположим, после вскрытия конверта с завещанием завещанное бессмертие оказалось завещано другому наследнику, более достойному получить в дар бессмертие, унаследовав, например, от поэта поэтический дар. В таком случае наследник уже никакой не наследник, а один из многих претендентов на наследство, в судебном порядке желающий оспорить существующий Завет, мечтая получить свою долю в завещанном не ему даре.
Завещатель может передумать, вместо устаревшего Завета составить новый. Наследники в завещании могут быть перераспределены иначе, чем было задумано изначально. Тогда наш мнимый наследник получает новую надежду, истово веруя в то, что в новом завещании завещатель вспомнит о нем, и наконец-то с него будет стерто позорное клеймо мнимости, мнящей о законности быть наследником.
А может случиться так, что завещание, содержащее наследство, завещанное Поэтом, оказалось не заверено у нотариуса, утрачивая законную силу, превратившись в завет с заповедями беззакония. В этом случае законный наследник получает право отречения от Завета, ведь завещанное в нем завещателем не содержит учения о бессмертии — главного дара, обещанного Поэтом.
Вероятно и то, что дарителю дара – завещателю Завета – поэту Кокто просто приснился сон о том, что он составил завещание, но, ради шутки или по доброте душевной, чтобы не разочаровывать истинных и мнимых наследников, Поэт (Орфей, Кокто) решил снять фильм о завещании, не скрывая ни от кого, что это был лишь сон.
Приснившийся завещателю Кокто завет Орфея, записанный на кинопленку, открыл доступ к учению о бессмертии всем наследникам сразу, ибо искусство кино обладает магией синхронной передачи зрителям индивидуального сновидения Кокто.
Широкий охват зрительской аудитории, обладающей во всей полноте правом на бессмертное наследие, имеет свои исключения. Право на наследие утрачивает каждый претендент на завещание Орфея в случае, если этот возможный наследник не смог справиться с тем, чтобы дослушать прочтение завещания до финальной точки, прерывая сон Поэта собственным, не поэтическим, сном.
Не уснувшие же, бодрствующие наследники, по причине своего множества и взаимной нетерпимости друг к другу, научились оспаривать наследие Поэта самыми оригинальными средствами.
Одни утверждают, что наследие, учение о бессмертии, изложенное в завещании Кокто, не может быть присвоено умершим завещателем, поскольку изложенное в завещании учение есть дар свыше, а следовательно, не может быть присвоено завещателем. Другие идут дальше, считая, что сам текст завещания есть произведение искусства и ценен уже фактом своего существования.
Как бы то ни было, споры о наследстве завершены. Истинный наследник получает наследие, обладая правом распоряжаться полученным даром по своему усмотрению. Войдя в права наследования, наследник превращается в последователя составителя завещания, обретая право толковать не только последнюю его волю, но видимые и скрытые смыслы, заложенные в завещанном даре кинобессмертия.
«Завещание Орфея» Жана Кокто стоит анализировать как поэтическую практику, а не как образец кинематографического искусства. Снятая в 1960 году, последняя часть трилогии Кокто по эстетическим критериям не выдерживает конкуренции со снятыми в те же годы фильмами Шаброля, Маля, Рене или Годара. Но прав был Франсуа Трюффо, когда после успеха «400 ударов» все деньги, заработанные от этого фильма, он отдал в дар Жану Кокто, чтобы тот снял «Завещание Орфея». Надежда на бессмертие, истинная или мнимая, имеет право хотя бы на временное сохранение.
Картина: “Орфей и Эвридика на берегах Стикса” Джона Стенхоупа (1878; источник).