Исповедание свободы — давно не маркер Запада. Эта ценность обнаружила универсальный характер, вербуя приверженцев поверх рас и цивилизаций. Сама постановка вопроса об иной, настолько же раскрепощающей и вдохновляющей ценности, упирается в тупик. Что, если не свобода — рабство, что ли? Может ли иметь позитивную окраску что-либо альтернативное свободе?
Для Украины этот вопрос экзистенциальный. Не мириться с обременениями власти — самая украинская из доблестей. Благо, земля Украины щедра настолько, что на ней можно прокормиться, не включаясь в обременительные, ограничивающие свободу социальные контракты. Историческая память добавляет в эту копилку свои аргументы, и прежде всего — горький опыт иноземного господства и недоверия продажным местным элитам. Остается гордиться революциями, ведь в каждой из них мы защищали свои свободы.
Приоритет свободы подкреплен могуществом тех стран, в которых ее принимают как ценность — стран либеральных и демократических. Деньги, как посредник свободы и власти, не случайно стекались именно к ним. Отсюда — популярность идеи свободы не только среди мечтателей, но и среди прагматиков. Что, кроме свободы, способно раскрепостить энергию человека? Мотивация индивида быть свободным выталкивает наиболее конкурентных на вершину социальных иерархий, что, по идее, обеспечивает конкурентность социума в целом.
Все было бы так, если бы не стремительный подъем Китая. Он, впрочем, стал последним (хоть и самым убедительным) звеном в истории подъема восточных стран, где развитие вдохновляет и стимулирует не свобода. «Даже в Гонконге — наверное, самой индивидуалистической части Китая — 55,3 % респондентов… согласились, что гармония должна быть целью развития, в сравнении с 17,8 % тех, кто считает такой целью демократию и свободу», пишет американский политолог Дениел Белл [1]. Гармония — вот конкурент свободы как универсальной общественной ценности, доказывает он.
Разве не этом же направлении движутся и приверженцы жестких квот, например, в сфере кино? Разве не идеал гармоничного мира вдохновляет их, когда они передают шансы на успех и продвижение наиболее уязвимым группам? Правда, обоснованием служат лозунги равенства и справедливости — но это, похоже, лишь вопрос семантики.
Гармония не состязательна, она не дает «развернуться» приверженцам свободы. Слабые и уязвимые слои чаще апеллируют к идеалу справедливости. Случайно ли, что идеал гармонии рядится в одежды левизны? Хотя наиболее органичен он в дискурсе традиционализма. Гармонией называются — и таким образом освящаются — структуры архаичного мира: касты, патриархальность, вера предков, нация крови и почвы. Как удивительно на наших глазах гармония прошлого смыкается с мечтой о гармонии будущего!
«В конце концов, мы — конкурентные эгоисты, так что любое общество, стремящееся к социальной гармонии, идет против сути человеческой природы», — предупреждает Белл, хоть его симпатии как раз на «китайской», стороне. Гармония, конечно же, невозможна вне принуждения, поскольку реализуется не на уровне индивида, но в общественных структурах. Идеал, как и конкретные требования его достижения, приходят к индивиду как данность, извне. Индивид может пытаться бунтовать. А если, подчинившись и приняв идеал гармонии как свой личный, он получит больше, чем потеряет, — как член счастливого социума, как достойный элемент большого социального механизма?
Такую возможность нужно, как минимум, иметь в виду. Хотя вряд ли ценностные приоритеты украинцев изменятся: политическая культура — штука инертная. Что доказывает на наших глазах та же Поднебесная, верная лозунгам гармонии многие века.
Примечания:
1. Белл Д. Китайська модель. Політична меритократія та межі демократії. – К. : Наш формат, 2017. – 312 с.
В оформлении использован элемент картины Жанг Вея «Палаты высшей гармонии» (1976; источник: pinterest.com).