Правила по влиянию на аудиторию для женщин, которые делают карьеру в сферах, традиционно считающихся мужскими, предписывают избегать деталей, традиционно относящиеся к женским (например, кружева, высокие каблуки, розовый цвет), а также предпочитать строгие цвета, классические костюмы и прямые линии. Этот эстетический стандарт можно проследить по симптоматичным сериалам «Карточный домик» или «Мадам Госсекретарь». Например, когда Клэр Андервуд становится самостоятельной политической фигурой (кроме последнего сезона), она начинает носить строгие темные костюмы с простыми блузками.
Удивительно, но почти каждая политикиня рассказывает, что, за пределами своей сферы деятельности, она — «отличная мать и хозяйка», то есть честно и с энтузиазмом выполняет свои «женские обязанности». Вопрос в том, зачем нужно это подчеркивание женственности без очевидной для их властной позиции выгоды? Типичная реакция на такие заявления — сомнение в искренности говорящей.
Бытовые объяснения совмещения властной позиции и демонстрации женственности можно поделить на две группы: получение дополнительной пользы и потому, что “иначе не могут”. Польза — это получение бонусов от привлекательности (например путем привлечения влиятельных мужчин к построению своей карьеры) или заигрывание с электоратом, исповедующим патриархальные ценности. В группу ответов «иначе не могут» входят гипотезы про отсутствие вкуса («рагульство»), про специфический менталитет, требующий вносить яркие краски в жизнь, и про «главное желание женщины — нравиться мужчинам».
Но так ли это? Не являются ли все эти ответы — рационализацией? Например, откровенная одежда политикинь чаще вызывает критику и вредит их политическому имиджу. Кроме того, иногда обвинения в использовании сексуальности выглядят нелепо по отношению к некоторым лидеркам, которые добились настолько высокого статуса, что им попросту не к кому апеллировать для его дальнейшего повышения.
Не претендуя на единственное объяснение, тем не менее я вижу в этой эстетической эклектике политикинь эффект «женского маскарада», описанного у Жака Лакана и Джоан Ривьер.
В статье «Женственность как маскарад» Джоан Ривьер описывает случай пациентки — успешной женщины и хорошей хозяйки. Эта пациентка испытывает тревогу каждый раз после своих успешных публичных выступлений и нуждается в поддержке со стороны мужчин, в которых она видит отцовскую фигуру. Поддержка, в которой она нуждалась, была двух видов: прямая поддержка в виде похвалы ее выступлению и непрямая поддержка, имеющая сексуальную природу, флирт.
Джоан Ривьер проследила, что пациентка после демонстрации своего несомненного интеллектуального потенциала испытывала тревогу, так как данная демонстрация означала обладание отцовским пенисом после его кастрации. Испытывая вследствие этого ужас от возмездия со стороны отца, пациентка предлагает себя ему в качестве сексуального объекта. Джоан Ривьер задается вопросом о различии между собственно женственностью и ее маской, — и выдвигает предположение, что «маска женственности» является средством преодоления тревоги. Маска призвана скрыть обладание мужественностью (обладание фаллосом отца) и избежать расправы, если это обладание будет обнаружено.
Лакан, пересматривая случай пациентки Джоан Ривьер, соглашается с выводом, что за успехом, рассматриваемым в качестве доказательства фаллического могущества, пациентка прикрывалась женственным поведением, будто говоря: «Посмотрите, у меня его нет, этого фаллоса, я женщина — и только женщина».
Принимая во внимание природу женского маскарада в поведении успешных политикинь, я вижу в этом своеобразный парадокс. Феминистки, заявляющие, что им не хватает прав, претендуют на фаллос, которого у них нет. А женщины-лидерки, постоянно демонстрирующие смирение со своей второстепенной позицией — «я — слабая женщина и ищу сильное плечо» (при этом упорно его не находя) и «я же девочка, я хочу платье, а не все это» (не уточняя, что этом за «все») — точно знают, что фаллосом обладают. В политичекой борьбе, феминистические декларации указывают на остутствие властной позиции, а женский маскарад — на пребывание на высоте социальной иерархии. В любом случае эта маскировка отлично работает, и мы видим «pas-tout».
В оформлении использован кадр из фильма «С широко закрытыми глазами» (Стэнли Кубрик, 1999).