Людмила Речич

Существует популярное поверье, согласно которому Шекспир написал пьесу «Король Лир» во время эпидемии бубонной чумы. Соответственно, эта мрачная трагедия считается продуктом изоляции и, в определенной степени, отображает атмосферу опустошенного города, усиленную саундтреком из церковных колоколов, возвещающих о похоронах.

Скорее всего, это — правдоподобная гипотеза, а не установленный факт. В ее пользу говорит то, что впервые пьеса была поставлена в День подарков, то есть 26 декабря 1606 года. В то лето в Лондоне действительно произошла вспышка чумы, в силу чего «Глобус» и другие лондонские театры были закрыты. Волна схлынула с началом осени, забрав с собой и домовладелицу Шекспира.

Поскольку бубонная чума начиналась весной и собирала свою дань в летние месяцы —самое горячее для представлений время, театры как очаги заражения закрывались в первую очередь. И Шекспир находился в таком же уязвимом положении на рынке труда, как сейчас находятся многие из нас. В начале XVII века это случалось довольно часто.

То, что Шекспиру нравилась метафора чумы знает едва ли не каждый. «Чума на оба ваших дома!», — произносит Меркуцио, и неважно, что он имеет в виду, вероятнее всего, оспу.

Разлад общественного порядка, который неотвратимо приносит с собой эпидемия тоже обыгрывается в «Короле Лире». В реальной жизни этот разлад преодолевают с помощью инструментов биополитики, в первую очередь — при помощи карантина. Ведь карантин одновременно и форма жизни, и способ ее сохранения. В пьесе же разлад не преодолен, а наоборот — доведен до раскола. Во-первых, сбой интернализируется и происходит как ряд личных конфликтов в рамках одной семьи. Во-вторых, он экстернализируется в особой эстетике природных явлений. На что следует обратить внимание, сохранить жизнь главным героям шекспировоской трагедии не удается.

Конфликт в трагедии поддерживается аффективной динамической средой, и эту пьесу можно прочитать как исследование аффекта власти, который порождает сходные эмоциональные планы, возникающие и вследствие жажды власти, и вследствие обладания ею. Этому аффекту подвержены также и те, кто выступает против власти.

В некотором, хотя и дистиллированном, аффекте пребывает и Рейчел Мэддоу, которая в своем ночном шоу на MSNBC критикует администрацию Трампа. Шоу Мэддоу прекрасно во всем. Но особенно его прелесть стала заметна, когда проблемы американского правительства достигли пандемического масштаба. Мэддоу необыкновенно хорошо удается транслировать негодование, порождённое неприятием личных характеристик американского президента, в критику стиля принятия и внедрения решений, а также последствий этих решений.

В шоу развитие эпидемиологической ситуации предстает как серия ошибок и неудач правителя: он и его окружение не воспринимали проблему всерьез. Они были слишком медлительны. Не учитывали опыт предшественников, либо учитывали, но слишком поздно. Они либо совсем, либо недостаточно соотносят решения с доступной статистикой, и т.д. и т.п. Таким образом перед нами два жанра подрывной критики власти: первый—в какой-то мере архаический и моральный, и касается возможных психических конфигураций, активируемых или возбуждаемых властью, а второй — модерный, прагматический, рационализирующий и опрокидывающий сеть персональных и личностных противостояний. Вряд ли стоит терять из виду какой-либо из них.

И да, Шекспир на карантине, судя по всему, написал не одно гениальное произведение. Наш карантин подходит к «смягчению» и возникает вопрос: а чего за это время добилась ты? Или еще есть время?