Справедливость ― и как рациональная фундаментальная политическая цель, и как аффективный политический мотиватор ― обладает огромной творческой и разрушительной силой. Со времен Платона справедливость рассматривали как идею, фундирующую государство как таковое. Как в древности, так и сегодня неспособность реализовывать функцию справедливости государством приводит к саморазрушению политического сообщества.
Cправедливость парадоксальна. Ее рациональная и практическая составляющая зачастую непривлекательна: она требует процедур, доказательств, мышления, дискуссии и ― самое важное ― долгого времени. А вот ее аффективная составляющая требует от патриота немедленного действия. Уверен, большинство из читающих эти строки переживали состояния патриотического гнева, требующего безотлагательного действия в защиту справедливости. Этот опыт крайне важен для нашего самоанализа ― нас как особей вида «политического животного» и как рациональных, уважающих право граждан. Справедливость одновременно делает нас гражданами и «животными», нардом с правами-обязанностями и толпой горящих праведным гневом.
Среди множества форм аффективной политики есть и иконоборчество, часто охватывающее политические сообщества. Снос памятников, образов прошлой власти ― древняя политическая практика переподчинения населения новой правящей группе или борьбы оппозиционной группы с правителями. Символическая власть монументов продолжает животный инстинкт маркирования своей территории: чья власть, того и монументы. При смене власти, очередные активисты снесут старые и установят новые памятники.
В основе иконоборческого аффекта ― борьба на онтологическом уровне со своим политическим соперником. Если политический соперник стал врагом, его мало просто физически уничтожить. Необходимо уничтожить саму память о нем, а акт уничтожения соперника необходимо установить, как высшую форму справедливости. Так, память политических коллективов оказалась в центре внимания властителей и тех, кто хочет ими стать. А качество режима и системы ― остаются вне изменений.
Damnatio memoriae ― «проклятие памяти» ― обозначало наказание преступника после его или ее смерти. Его цель была либо полное забвение преступника, либо исключительно негативная память. В древнем Риме это наказание включало в себя как уничтожение материальных свидетельств о преступнике (статуи, записи в документах и т.п.), так и казнь живых носителей неофициальной версии памяти о том, кого считали преступником власть или общество (родственников, друзей, диссидентов и т.п.). И хотя термин римский, эта практика куда более древняя и распространенная. Среди проклятых памятью оказались Эхнатон, Нерон, Святополк Окаянный и фигуранты бесконечных и постоянно обновляемых списков запрещенных исторических деятелей в постреволюционных странах. О тех же, кого «прокляли» успешно, мы уже не узнаем никогда.
Хрестоматийные примеры ― протестантская, французская, американская, русская и постсоветская революции сопровождались иконоборчеством как важнейшим актом революционной справедливости, подчеркивавшем ее претензию на вечную значимость.
Так, для религиозных иконокластов образ божества и святых становился объектом разружения.
Для политических иконоборцев объектом разрушения становились лица прежнего режима.
Волна политического иконоборчества катится и в наши дни. Во время июньских антирасистских протестов в этом году протестующие снесли памятники Христофору Колумбу, а также политикам и военным, ассоциирующихся летом 2020 года с причинами расового неравенства и геноцида индейцев в США, Британии и Бельгии (обновляемый список можно увидеть тут).
В своей основе, иконоборчество ― обратная сторона идолопоклонства, другой формы инстинктивной политики. И возведение политических идолов, и их низвержение ― иррациональные действия расколотых политических сообществ. Эти действия, как правило, связаны с желанием части политического сообщества установить исключительное понимание справедливости в своем толковании. И, одновременно, «пометить» территорию.
Практика политического иконоборчества характерна для сверхрадикальной власти. Сверхарадикальность ее состоит в том, что либо официальный политический центр власти, либо временно властвующая в определенном месте и времени (зачастую, в пределах одной площади и одной ночи) протестующая группа, пытаются уничтожить своего противника онтологически: отменить сам факт существования врага. А если это не удается, то сделать его «негодяем» в памяти нескольких поколений.
А затем новое поколение протестующих может «негодяя» «стариков» сделать новым кумиром.
Эти колебания между героизацией и виланизацией ― пример того, как борьба за справедливость, в случае отказа от конструктивной, рациональной и скучной гражданской политики в пользу инстинктивного действия, ведет к «дурной бесконечности» в политике. И так идолы «героев-негодяев» сменяют друг друга, а институализированная доступная справедливость ― во всех возможных ее толкованиях ― остается недоступным идеалом. И так очередной группе, борющейся за или удерживающей власть, удается «выпустить пар» политической энергии, которая могла привести к построению более справедливой политической системы.
В оформлении использован элемент гравюры «Соломон, поклоянющийся идолу» Георга Пенца (Вроцлав, ок. 1500).