Иммануилу Канту исполняется сегодня 297 лет. Это очень много — он родился более полсовременности тому назад. Но несмотря на расстояние в три столетия, он остается нашим современником. Или мы — его.
Эти мы — межпоколенческое сообщество, питаемое вопросами, из которых не перестают рождаться ни Просвещение, ни прогресс, ни наука, ни право, ни надежда на светлую сторону разума. Это сообщество — современники в изначальном смысле слова, люди современности.
Это же сообщество — земляки. Тоже в изначальном смысле слова: люди планеты Земля. Для земляков ризома культур не застит факт того, что цивилизация — одна. Не драчливая хантингтоновская «цивилизация», а цивилизация полноправных граждан, субъектов, уважающих свою автономию во всех ее онтологических, гносеологических, практических и зооантропологических проявлениях.
Да, Дарвин, генетики, нейрофизиологи и «философы подозрения» очень сильно поправили знание о человеке. Но наша укорененность в животный мир, наш генокод, наш мозг и наша противоречивая многоуровневая структура личности являются не антитезами просветительским планам Канта и его предшественникам, а уточнениями к Проекту по развитию в направлении всечеловеческой республики разума, живого вечного мира и по праву свободной личности. И этот Проект не окончен — его продолжают современные ученые и, гораздо реже, современные философы.
Современность землян остается открытой к будущему, даже если закрыть всем глаза, просвещение сменить режимным образованием и вернуть «паствы» в стойла архаики.
Изначальная бездна хаоса продолжает всматриваться в нас сквозь призму вопросов, отточенных Кантом:
- Was kann ich wissen? Что я могу знать?
- Was soll ich tun? Как мне должно поступать?
- Was darf ich hoffen? На что мне позволено надеяться?
- Was ist der Mensch? Что есть человек?
И в XVIII веке, и сегодня первый вопрос мотивирует философию и науки. Даже принимая справедливость утверждений в том, что человек не находится в центре мироздания, вопрос о том, где он — человек — есть и как он может знать об этом, не снят. Пребывая в беспорядке материального хаоса, мы все равно знаем его небольшую ойкумену, и границы знаемого расширяются. Это знание зыбкое, отчасти работает, отчасти уточняется, что-то отбрасывается, а что-то работает еще лучше.
Живя в эпоху Протемнения, мы вовсе не обязаны отдаваться соблазнам деомодернизационного декаданса. Возможность Поступка — акта, расширяющего ноуменальное, ценностное пространство свободы — всегда рядом. Животный феноменализм, возможно, не так ужасен; животные, в конце концов, не стремятся к самоуничтожению. Возможно также, что именно этот инстинкт уберегает человечество от движения стрелки Часов Судного Дня к окончательной Полуночи. И в силу этого вопрос о Поступке открыт для пересмотра иерархичности соотношения феноменального и ноуменального; иерархичности, а не деления.
Отказ от инфантильности и принятие бремени взрослости землянами-современниками бросил вызов привычному, зачарованному иллюзиями миру архаики. Долг, опыт, (трансцендентальная) логика и наука свели воображаемый уют мира, основанного на вере, к воображаемому холодному порядку расколдованного мира. И на сквозняке прогресса, и в ядерном жаре его темной стороны, вере нет места. Но, как и в пифосе Пандоры, в мире всегда найдется место для надежды (и ее гардиана Диогена). Надежда с энергией, единящей сознание, личное бессознательное и коллективное бессознательное, дарит неспокойной современности минимум уюта и максимум пространства для индивидуального самовыражения. И эта же надежда всегда дает шанс желающим нырнуть обратно в мир, основанный на вере, как показывают последние десятилетия.
И о человеке — о себе — мы узнаем все больше. Пандемия показала, насколько мы биологически уязвимы. Практический социализм показал, как мы можем превратить мечту в ад. Потребительский капитализм показал, как мы способны превратить мечту в быстропортящийся товар и загадить им землю. Наука показывает, как легко мы можем забыться и уйти в виртуальное — во «всякий возможный опыт» Канта, правда под диктатом спонтанности над рецептивностью… Только современное искусство радует открытиями неизведанного в человеке — мы давно шагнули за пределы творчества, очерченного Прекрасным и Возвышенным. Но полного ответа на этот вопрос нет, и ладно!
Чем больше пространства для человечка с его знанием, долгом и надеждой, тем больше мы узнаем о себе. И пока кантовские вопросы продолжают нас тревожить, мы — современники, земляне — не безнадежны.
Картина: «Застольная беседа у Канта» Эмиля Дьорстлинга (1893; источник).
