Параноики ходят порознь, паралитики ходят парой.
С. Кочерга «Осенний романс»
Знаменитый и щедро цитируемый по сей день пассаж Канта из трактата «К вечному миру» касается проблемы создания государства, коя, как известно, разрешима для существ, обладающих рассудком. Собственно проблемы тут как бы и нет — ибо речь заходит о решении практической задачи — «…так расположить некое число разумных существ, которые в совокупности нуждаются для поддержания жизни в общих законах, но каждое из которых втайне хочет уклоняться от них; так организовать их устройство, чтобы, несмотря на столкновение их личных устремлений, последние настолько парализовали друг друга, чтобы в публичном поведении людей результат был таким, как если бы они не имели подобных злых устремлений» (с. 285-286), — где ответом служит спасительное состояние опоясывающего паралича, необходимость организации которого для Канта совершенно очевидно.
Поскольку люди далеко не ангелы, им по природе свойственны личные = злые устремления — т.е. в распоряжении человека всегда имеются несводимые к нулю «злые силы». Однако же, силы могут взаимно уничтожаться в своих действиях-следствиях: языком первого закона Ньютона Кант в «Критике чистого разума» утверждает касательно противоречащих «реальностей в явлении», что «…будучи соединены в одном субъекте, одна реальность может полностью или отчасти уничтожать следствия другой…» (с. 199). Следовательно, если «злые силы» всех людей будут намеренно сконфигурированы так, чтобы наяву их равнодействующая равнялась нулю, то зло окажется обезвреженным «в результате», — являющемся нам так же, как если бы он причинялся силами добра.
Паралич в понимании Канта означает не лишение потенций, но «обессиливание» по существу, невозможность применения сил ввиду того, что им препятствуют действовать противные силы — в частности, итожа разнообразие столкновений силящихся в единообразии общей «расслабленности». В этом смысле парализация подразумевает устроение хитроумной схемы управления сталкивающимися по природе силами-устремлениями, обеспечивающей режим неприменимости этих личных устремлений самих по себе — ради общего блага «на выходе».
Эффективность сего устройства оказывается напрямую зависящим от того, сопровождаются ли по воле Провидения все возможные личные устремления своими визави; предусмотрено ли, так сказать, «каждой твари по паре». Ведь допусти мы возникновение неких «неестественных» личных устремлений, которым естественным образом не с чем сталкиваться – и сбой в его работе неизбежен. Но если паралитический проект состоит в том, что все злые устремления должны не иметь результата, то каждому личному устремлению должно иметься препятствующее. Следовательно, это последнее должно быть дано — или предупредительно найдено, или предусмотрительно произведено.
Став как будто бы уже историей, кантовское государство-паралич в нынешние времена – отмеченные, по словам Агамбена «…борьбой между государством и не-государством…» (с. 78) — на фоне сомнений в его состоятельности и легитимности выживает за счет расширенного производства всевозможных «личных устремлений». Ничем не ограниченная фабрикация сталкиваемых друг с другом «расширяющихся возможностей» курируется логикой идентификации и принадлежности под патронатом прав и свобод — обеспечивая право на существование безвредного «в результате» многообразия всего того, с чем «нельзя не считаться», что «невозможно не учитывать», что «не может быть не важно».
Можно сказать, что сегодня задача самосохранения разрешима для государства за счет существ, которым всегда находится к чему быть устремленными. Надо лишь настроить признание их мнений так, чтобы последние настолько парализовали друг друга, чтобы в поведении, афишируемом людьми, результат был таким, как если бы они не могли обходиться без государства.
В оформлении использована фотография из фотоальбома «Pain» Александра Бланка (Киев: Лаурус, 2020).