Мы знаем, что человек — социальное животное. В своей недавно переведенной на русский язык книге “Социальный вид” социальный когнитивный нейробиолог Мэттью Либерман подтвердил первичную значимость нашей социальности. Тем не менее, мы все еще не способны должным образом переосмыслить человека в соответствии с этим знанием. Признавая важность социальности, мы все же мыслим человека как изначально эгоистичную индивидуальность, жертующую своими интересами в процессе социализации. Выводы Либермана позволяют переосмыслить личность как вторичное свойство социальности. В основании существует соединенность людей, по отношению к которой их разъединенность на индивидуальности вторична.
Либерман показал, что потребность в другом для психики человека является базовой. Потребность быть частью социума, принимаемым другими для нас более важна, чем потребность в еде и укрытии. Человеческий мозг по умолчанию нацелен на социализацию, поэтому в моменты, когда мы сознательно не направляем наше мышление, мы переходим в базовый модус мышления о других. Чтобы убедиться в этом, можно провести над собой эксперимент — вспомнить о чем вы думали, когда думали ‘ни о чем’.
Из-за того, что социальность для нашей психики первична, страдания отторжения и неприятия другими, то, что Либерман называет болью социального тела, мы переживаем тяжелее, чем физическую боль. Боль ухода любимого человека несравненно острее, чем боль сломанной ноги. Способность переживать такую боль присутствует у человека почти с момента рождения и сохраняется всю жизнь. Боль социального тела закрепляет человеческие связи и социальность, она их неотъемлемая оборотная сторона.
Это понимание идет вразрез с мечтой об обществе будущего, в котором больше не будет страданий и все будут счастливы. Это предполагало бы утрату способности к социальной боли, которая делает возможным существование социума. Даже сам Либерман слишком оптимистично настроен, сосредотачиваясь на конструктивных советах по улучшению социальности, при этом он избегает прямой констатации неизбежности социальных страданий. Практические заключения Либермана о том, что мы должны максимально учитывать нашу социальную ранимость и потребность в другом, и начать более бережно относится друг к другу, не спасет нас от социальной болезненности, скорее, наоборот, усугубит ее. Проблема в том, что болит не только неудавшаяся близость, но и самая удавшаяся из возможных. Ведь понимание того, что нам кто-то дорог, приходит как осознание потребности в нем, чувство, что нам плохо без этого человека и иногда не достаёт его, даже когда он рядом. Радость близости с ним — второстепенный и необязательный процесс, который может время от времени сменять основной.
Другой аспект боли удавшейся близости проявляется в нашей повышенной чувствительными к важным для нас людям, что воплощается в нашей уязвимости и их способности нас ранить. Кто не был в детстве травмирован своими родителями? — То есть теми людьми, чья забота и близость стала для нас невосполнимой утратой во взрослой жизни. Не менее важная причина, почему любовь к другому неизбежно сопряжена с болью — мы становимся способными переживать боль близкого человека не менее остро, чем свою собственную. Чем большему количеству людей мы способны сопереживать и проявлять заботу, тем больше боли. Счастье самоотдачи может быть частью этого процесса, но оно и необязательно, и вторично, скорее переживается как временная эйфория утоления социальной боли. Поэтому большая сплоченность и солидарность достигаются не уменьшением социальной боли, а ее увеличением.
Трагедия человека как социального существа в том, что любовь и забота о других делает нас несчастными, но их отсутствие делает жизнь бессмысленной и невыносимой. Современное общество склонно рассматривать удовольствие и счастье как основные параметры качества отношений между людьми. Но эти показатели прямо противоположны качеству социальности, которая скорее измеряется в количестве претерпеваемой боли. Само наличие таких параметров при этом работает в сторону усиления социальной боли, не достигая счастья в отношениях, человек отчуждается от других и испытывает социальную боль разрыва и обособления.
Учитывая, что идеал личного счастья в отношениях недостижим и тем самым вреден для социальности, более реалистичным ориентиром и целью как социальных отношений, так и личных могли бы служить стремление к взаимной поддержке и пониманию, укрепленные готовностью к эмоциональным трудностям, которые они за собой повлекут.
В оформлении использована графика Павла Квятковского (saatchi.com).