Алексей Ведров

В недавней колонке Антон Тарасюк указал на роль языковых категорий и их присвоения социальными группами в борьбе за оценку и трансформацию реальности. Используемые нами понятия, как правило, морально нагружены, даже в тех случаях, когда наша идеология делает нас слепыми к оценочному компоненту (как, например, в науке, на что указывал Хилари Патнэм). Оценочная составляющая понятий направляет ход наших усилий по изменению мира, ведь в нашей социальной и политической активности мы всегда «хотим сделать мир лучше», — ключевой вопрос заключается лишь в том, что такое «лучше». Хотя я и не разделяю взглядов автора на рассмотренные им конкретные кейсы, сам подход кажется мне продуктивным, и я хотел бы его развить, но уже в приложении к украинским реалиям. Интересующий меня случай представляет собой изменение оценочной валентности с положительной или нейтральной на негативную путём незначительной модификации означающего. Речь пойдёт о маааленьком таком суффиксе в слове «договорняк».

Слово это стало расхожим в социальных сетях и на политических акциях, прежде всего в «активистской» среде с её либерально-националистическим и хардкор-патриотическим компонентами, и выражает оно презрение по отношению к договорённостям, поиску компромиссов, переговорам вообще. Переговоры как процесс поиска лишь частично удовлетворяющего две стороны решения — это предательство интересов целого, причём на монополию на интересы целого претендует именно отвергающая «договорняки» группа. Договариваться стыдно; чтобы соответствовать высоким моральным идеалам, нужно проявлять решительность и бескомпромиссность и бороться за вверенную группу и её представления о правильном до конца, будь то в вопросах войны, борьбы с коррупцией, языковой политики или балансирования между интересами МВФ и олигархов. (Справедливости ради следует упомянуть, что у левых исторически был свой вербальный инструмент клеймления договорённостей — слово «соглашательство»). Такую понятийную конфигурацию трудно было представить себе ещё десять лет назад, и уж подавно невозможно — в декаду моего рождения, когда одним из провозвестников перестроечной свободы дискуссий стал альбом группы «ДДТ» с плакатным названием «Компромисс».

Нахлобученный на «договор» активистский капюшон суффикса «-няк», конечно, не является новейшим изобретением. Раньше понятие «договорняк» применялось в основном для критики нечестной конкуренции, когда отказ от состязательности между двумя или несколькими игроками использовался для получения ими преимущества по отношению ко всем остальным игрокам. Речь может идти, к примеру, о картеле, но наиболее распространено было применение к тем спортивным матчам, в которых соперники заранее договариваются о результате. В спорте подобный «договорняк» нарушает основоположный договор, согласно которому каждая из сторон в рамках правил должна стремиться к победе над соперником. Расширение объема понятия в направлении социально-политической бесконечности свидетельствует о том, что спортивный образец основоположного договора переносится на всю реальность, на мир вообще. В спорте бескомпромиссность, когда непременно надо переиграть соперника и в конечном счёте в дальнейший этап выйдет кто-то один, ограничена игровой площадкой, а за её пределами спортивная этика требует уважения, солидарности и взаимной поддержки. Вынесение такой бескомпромиссности за пределы спортивного поля плачевно: получит своё, а в предельном случае выживет кто-то один. Возможно, в этом заключается смысл и связующая роль субкультуры ультрас: временный соперник есть извечный враг, а за пределами футбольного поля соперничество переходит в ненависть, а соревнование в побоище, которое может иметь свои обострения и ремиссии, но принципиально не заканчивается никогда. Не зря ультрас — одна из тех групп, которые стояли у истоков формирования новейшей политической культуры в Украине.

Кто-то может возразить, что слово «договорняк» призвано критиковать не переговоры вообще, а непубличные договорённости, закулисный торг. Пожалуй, эмпирически словоупотребление давно вышло за пределы этого более узкого значения. Но даже там, где речь идёт именно о кулуарных переговорах, есть важный нюанс. Поскольку активное меньшинство сопротивляется договорённостям и требует бороться и не сворачивая идти к победе, а с его возмущением сталкиваться не хочется никому, то подчас непубличные соглашения рассматриваются как единственный возможный способ договариваться. То есть, возможно, не непубличность переговоров порождает презрение к переговорам как таковым, а, напротив, неприятие компромиссов, неизбежных в ходе переговоров, заставляет договариваться кулуарно. Что, в свою очередь, усиливает презрение к переговорам со стороны самых принципиальных и рукопожатных. (Отметим иронию семантики: рукопожатие, связанное с переговорами и дипломатией, теперь скорее может загнать в категорию «нерукопожатных». Впрочем, здесь более показательно другое модное словечко «зашквар», которое требует отдельного рассмотрения).


В оформлении использован элемент картины Дж. Лауриано «Внезапная смерть» (2014; источник: contemporaryand.com).