Антон Тарасюк


«Единственный»

В истории немецкой философии есть такой персонаж — Макс Штирнер. Ему приписывают создание индивидуалистического анархизма.

Штирнер написал трактат «Единственный и его собственность», где перевернул логику Гегелей-Шеллингов с ног на голову: мол, вы говорите, что человек должен подчиняться Богу, государству, понятию, духу или еще какому-то абстрактному «призраку», но это безумие. Человек их придумал. Он первичен. Все подчиняется индивиду.

Считается, что Штирнера звали Иоганн Каспар Шмидт. «Макс Штирнер» — псевдоним. Притом псевдоним шутливый. Stirn по-немецки — «лоб». Выходит что-то вроде «Макс Лобастик». Ибо шибко умный.

Как выглядел Макс Лобастик? Фотографий Штирнера нет. Портретов — тоже. Есть две карикатуры, нарисованные Фридрихом Энгельсом. Их, не моргнув, подают чуть ли не как изображения с натуры. Если копнуть глубже, окажется, что одна такая картинка — даже не изображение Штирнера. Энгельс нарисовал заседание кружка «Вольница». «Штирнер» вроде как стоит там, сбоку припека.

Второе изображение Энгельс нарисовал через 40 лет по просьбе анархиста и одного из первых гомосексуальных активистов Джона Генри Маккея. Занимаясь какими-то исследованиями в Британском музее в Лондоне, Маккей наткнулся на упоминание Штирнера и «что-то екнуло». Маккей отыскал сочинения забытого автора, проштудировал и, став активно популяризировать индивидуалистический анархизм, написал биографию Штирнера. Она до сих пор является главным источником о его жизни.

Почтовая открытка «Три пионера индивидуалистического анархизма».
Фиктивный Штирнер кажется третьим лишним.
На самом деле, лишние — другие два

Вышедшая в 1898 году книга Маккея — это житие, изобилующее неверифицируемыми фактами, баронмюнхгаузеновскими поворотами, внезапными «обретениями» и встречами с «давно мертвыми» людьми. Вроде «второй жены» Штирнера, немецкой суфражистки, участницы «Вольницы», члена католической коммуны в Лондоне и т.д. и т.п., «найденной» Маккеем и которую при этом никто знать не знал. Как и первую жену.

Посмертная судьба Иоганна Каспара Шмидта такая же призрачная, как и жизнь. Его могилы нет. Есть «могила», представляющая из себя надгробный камень с надписью «Макс Штирнер» даже без годов жизни. Плита была установлена по инициативе Маккея на месте, которое он выдавал за утраченную и вновь найденную точку реального погребения Шмидта. В общем, sapienti sat.

Проделывать дырки в биографии Штирнера можно и дальше, но вообще агиография — отдельный жанр и законы в ней иные.

Остается вопрос: откуда реально взялся «Штирнер»? Или, перефразируя: кто его выдумал?

Первые публикации Штирнера печатались в просуществовавшей три месяца Rheinische Zeitung, издаваемой Марксом. Вообще, использование псевдонимов для журналистов и, тем более, людей, занимающихся газетной поденщиной, — дело привычное. Вдвойне привычным оно было для Маркса и Энгельса, множество текстов которых впервые увидело свет под подложными именами.

В случае журналистики псевдонимность — эффективное средство распила бюджета (не нужно делиться), позволяет быстро наполнить номер и при необходимости атаковать кого надо, смягчив ответный удар. Саму же позицию псевдоавтора можно превратить в гротескное чучело и демонстративно расправиться с ним уже от первого лица. Что Маркс и Энгельс и планировали сделать в «Немецкой идеологии». Критике Лобастика там посвящено около 350-и страниц.

Логично предположить, что за маской «Штирнера» скрывался его «хороший друг» Энгельс. Но вообще достаточно понимать, что работала фирма. И воспринимать «Единственного» следует именно так — задаваясь вопросом, что было нужно фирме.

Что касается литературной стороны «Единственного», то текст этот, многословный, тщеславный и абсолютно бессодержательный, по-своему завораживает. Из пустоты литературных потоков постепенно зарождается и проступает авторская (псевдоавторская) личность. Недаром большинство критиков Штирнера норовили его психологизировать и даже психопатологизировать.

Лобастик же сказал все открытым текстом на первой странице. «Единственный и его собственность» начинается замечательной фразой:

«Ничто — вот, на чем я построил свое дело».

«Собственность»

На ничто было построено и другое интересное дело.

В 2008 году некто Сатоши Накамото дал такую дефиницию денег: «Мы определяем электронную монету как цепь цифровых подписей». White paper, содержащий эту фразу, можно по праву считать вторым реальным шагом индивидуалистического анархизма после магнум опуса Штирнера. Здесь из фиктивности текстовых потоков проступает уже не автономия индивидуального Я, а автономия частной собственности в своем наиболее радикальном выражении — деньгах.

Именно этот white paper дал начало биткоину — первой цифровой валюте, независимой от третьих лиц, вроде банков, государств и других сервисов-посредников. Или, как бы сказал Штирнер, независимой от «призраков».

Правда, в отличие от Штирнера, фотография создателя биткоина существует. Но она подложная. «Сатоши Накамото» — псевдоним. Это не является большой тайной. Тайной является личность автора исходного white paper.

Основные гипотезы крутятся вокруг сообщества так называемых шифропанков — довольно мутной и зыбкой группы людей, объединенных интересом к криптографии, защите приватности и определенной форме индивидуалистической либертарианской идеологии. Из наиболее правдоподобных версий — специалисты в области информатики Хэл Финни, Ник Сабо, Иэн Григг, Адам Бэк.

Сатоши Накамото. Второй настоящий пионер
индивидуалистического анархизма

Здесь, как и в случае со Штирнером, важна не конкретная личность, придумавшая решение, легшее в основу анонимных цифровых денег. Над вопросом трудилось много людей. Постоянные полунамеки и перемигивания шифропанков, создающие по отношению к каждому из них ситуацию, когда «как бы да, но как бы и нет», невольно открывают уже знакомую нам истину: работала фирма. А кто там конкретно сложил слова в предложения — вопрос десятый.

С другой стороны, мы можем выдвигать гипотезы относительно динамики работы подобных групп по аналогии с другими. Скажем, одним из правил команды математиков, работавшей под псевдонимом «Николя» «Бурбаки» было такое: точные состав и численность группы должны всегда оставаться в тайне.

Минус на минус

Мы живем во все более штирнерианском мире. Не в смысле поголовного принятия идей Штирнера. Этого нет и никогда не будет — читать «Единственный и его собственность» сложно, скучно, не нужно, да этого никто и не делает. Речь об общей мифологической канве.

В некотором смысле Штирнер — дистиллят социал-демократической логики, сквозь призму которой мы, как ни крути, смотрим на мир. Схема, задействованная во всех ее изводах, — от бакунинского анархического «духа возмущения», возводящего царство свободы, до ленинского отмирания государства в результате коллективной работы на всенародном синдикате — наиболее чисто и точно выражена у Штирнера. На ее третьем, финальном этапе, происходит окончательное уничтожение всех «призраков» истины, права, закона, понятий блага, брака, общественного благополучия, порядка, отечества. Результат — финальное возвышение индивида, достижение момента, когда Я не зависит ни от чего, кроме самого себя, и отвечать ему не перед кем, кроме как собой.

Этот абсолютно фиктивный и пустой образ, прикрываемый у других (например, тех же Бакунина и Ленина) фиговым листом неизбежно устаревающей социальной и политической демагогии, дан у Штирнера без прикрас как инвариант. Именно это наделяет литературный проект «Штирнер» некоторым высшим смыслом. Оказалось, наиболее полно выразить фиктивность программы эмансипации Я, равно как и фиктивность самого Я, может лишь фиктивный автор.

«Собственность» — такая же фикция, как и «Я». Не станем удивляться, что попытка «перезапустить» собственность в цифровом мире, начавшаяся с «перезапуска» денег, построена на аналогичной фикции фиктивного Накамото. Более того, она так же прямо об этом говорит: деньги, являющиеся средством выражения и сохранения ценности чего-либо, — это всего лишь цепочка записей. Начинающаяся с произвола записи номер один.

И тут мы оказываемся перед парадоксом. Радикальный индивидуализм, возвышающий конкретного индивида, оказывается коллективным и псевдонимным. За ним никто не стоит. Общество будущего — это общество Штирнеров, пользующихся биткоинами. Во всяком случае, мифология этого общества такова.

Ничто — вот, на чем строится дело.


Фотография работы Аниша Капура “Десценция” (2017; источник).